Определяя жанр спектакля столь необычно, театр, похоже, провоцирует спор на тему: а можно ли сказать что-то новое о столь известном произведении? Ведь роман «Герой нашего времени» знаком, без преувеличения, каждому – трудно представить человека в возрасте от 15 и старше, которого в свое время миновало бы более или менее близкое знакомство с Печориным, Грушницким, княжной Мери и темой «лишнего человека», на многое способного, но не нашедшего достойного применения своим силам. Сломать сложившийся стереотип сложнее, чем произвести впечатление чем-то доселе неизвестным; наверное, поэтому «сочинение» получилось на свободную тему – и приглашает зрителя по-новому взглянуть на знакомых героев, полностью освободившихся от «хрестоматийного глянца».
Лермонтовский текст, оставшись неприкосновенным, тем не менее, звучит в спектакле совершенно необычно – ведь атмосфера в постановке совсем другая, нежели в романе. «Водяное общество» преображается в современную молодежную тусовку, бал – в танцпол. Современный музыкальный ряд и костюмы из джинсовой ткани (как всегда, очень условные) дают зрителю прямой посыл – воспринимать историю, которая разыгрывается перед ним, как современную. В чем же ее современность? Драматизм человеческих отношений – тема на все времена, и сюжетные коллизии романа, выбранные режиссером Львом Ивановым для сценического воплощения, воспринимаются удивительно «сегодняшне». Герои по-современному раскрепощены и чужды светских условностей, но им по-прежнему свойственно желание самоутвердиться за счет кого-то, признание важности статуса в обществе, стремление произвести впечатление, порой даже вопреки собственной сущности. А рядом с этим– неподдельная искренность чувств и переживаний, глубина размышлений о себе и о людях и полный горечи вывод: «И жизнь, как посмотришь с холодным вниманием вокруг, / Такая пустая и глупая шутка». Фрагменты романа, составляющие основу действия спектакля, раскрывают напряженность, царящую во внутреннем мире человека, живущего «из любопытства», а о том, что люди, попадающие в орбиту печоринского «любопытства», становятся в той или иной мере несчастны, а то и мертвы (вспомнить Бэлу и Грушницкого), написано буквально в каждом исследовании романа. Печорин в трактовке Александра Сергеенко импульсивен и пылок, холоден и расчетлив одновременно – признает ли он себя причиной чужих страданий? Его монолог, где он пытается проанализировать, почему он стал таким, каким стал, звучит обвинительной речью, но кому? И можно ли ему верить?.. Хотя имя героя вынесено в название спектакля, кажется, что его главный «герой» – игра. Действо, представленное зрителю, вызывает постоянную смену неуловимых ассоциаций. В какой-то момент это читка-репетиция, когда чтец (заслуженная артистка России Ирина Джапакова) декламирует фрагменты романа, обращаясь то к зрителям, то к персонажам; одни и те же реплики порой звучат дважды – как будто актеры пробуют «на вкус» разные оттенки интонации. Неожиданно чтение сменяет оглушающий ритм дискотеки, а Печорин то и дело обращается к звукорежиссеру как к диджею: «Нет, не эту! Да-да, такую!» Оформление сцены напоминает подиум, а что на нем демонстрируется – судить зрителю. «Да это злая ирония!» – воскликнет он вслед за читателями, к которым обращается у Лермонтова издатель записок Печорина. «Не знаю», – наверное, ответят в тон ему режиссер и каждый из занятых в спектакле артистов…